Размер имеет значение: как Москва «собирала земли» и дошла до Тихого океана
Каждый российский первоклассник первым делом узнаёт от учителей, что живёт в самом большом государстве в мире. Самом большом! Величие России ему даже не нужно доказывать – оно бесспорно уже в силу размера её территории. Однако на взрослом уровне взгляды на расширение страны часто становятся полярными и непримиримыми.
С точки зрения ультрапатриотов, много веков Россия несёт братским народам правильную веру, здоровые ценности и власть справедливого государя. Скептики не соглашаются: дескать, весь пар веками уходил в свисток, вытягивая из страны все жилы на поддержание разношёрстной имперской конструкции. Для одних Россия реализует на просторах Евразии цивилизаторскую функцию, для других просто подсела на расширение и не может остановиться. Однако если посмотреть, с чем был связан каждый этап расширения, то окажется, что единой цели у процесса никогда не было. А на каждом этапе имелись свои резоны и свои последствия.
Русская Реконкиста
Среди историков распространено мнение, что монголо-татарское иго, конечно, стало страшным разорением для Древней Руси. Но именно монголы стали раздражителем, который заставил Московию создать сильное войско, налоговую систему и бюрократию. Рождение Русского царства не было предопределено, на территории Нечерноземья вполне могли сохраниться независимые княжества на манер Чехии, Словакии и Валахии. Но, заматерев в противостоянии с Ордой, Московия начала собирать земли. И не прошло ста лет со Стояния на Угре, как русские шагнули далеко за Урал. К концу XVII века Россия полностью включила в свой состав бывшие владения Золотой Орды и даже более – добралась до Аляски.
Действительно, в домонгольской Руси существовали небольшие княжества на манер полисов Древней Греции, где власть военного предводителя была уравновешена традиционными институтами самоуправления. Князь с дружиной обычно жили за городом, как обычные наёмники, а горожане князю могли «отказать от стола». Такая система неплохо защищает от внутреннего узурпатора, но не от внешних завоевателей, против которых хорошо бы иметь сильную централизованную власть и регулярную армию. А для этого нужна жёсткая налоговая система, на введение которой общество редко идёт добровольно.
Орда силой установила имперскую власть на территориях, которые подчас и вовсе не имели государственности. Монголы организовали на Руси 43 налоговых округа и трижды провели переписи населения, освободив от всякой подати православную церковь. Транспортная система с почтовыми станциями – тоже ордынское «наследство». Нам теперь с благодарностью их вспоминать? Конечно, нет. Но хорошо бы помнить, что любая колонизация несёт с собой разнообразные плоды, которые невозможно отсортировать по принципу «хорошо» или «плохо». К тому же монголо-татарское иго имело разные периоды: Батыев погром – это одна история, а сравнительно благополучная эпоха Менгу-Тимура – совсем другая.
И важно, что в сухом остатке. По словам Германа Артамонова, профессора кафедры новейшей отечественной истории МПГУ, Орда принципиально изменила ход российской истории, в конечном счёте проложив путь к будущей империи. Хотя на момент прихода монголов политические и экономические предпосылки для этого отсутствовали. «Не будь татаро-монгольского ига, возможно, не было бы и единой России», – резюмирует Артамонов.
Кто-то из историков ведёт отсчёт собиранию Москвой русских земель от Ивана Калиты, хотя его приращения тверских и владимирских территорий отдают гражданской войной. Но большинство экспертов видят у истоков Русского государства великого князя Ивана III. При нём Москва окончательно перестала платить «выход» монголам и присоединила Великий Новгород. Мало кто сомневается, что Тверь, Владимир или Рязань – это исконно русские земли, но новгородцы и московиты больше походили на культурно близкие, но всё же разные народы. Новгородская республика включала в себя огромные территории с финно-угорским населением, а политически напоминала скорее города-государства Северной Италии, чем Москву.
Кроме того, при Иване III оттяпали треть территорий Великого княжества Литовского, заселённых преимущественно православными. Москве достались 19 городов с волостями, включая Гомель, Чернигов, Новгород-Северский. Сегодня мы привыкли, что Брянск и Смоленск – это словно города-спутники Москвы, но в XV веке это было совсем не очевидно. И уж точно русскими землями не считались верховья реки Оби за Уралом, куда в 1499–1500 гг. отправилось 4-тысячное московское войско. Было это уже после покорения Перми Великой в 1472 г., о котором мы знаем из экранизированного романа Алексея Иванова «Сердце пармы». Русские колонисты среди пермяков и вогулов выглядят там примерно как тогдашние португальские фактории в Африке: маленькие островки Европы посреди первобытной ойкумены. Это уже шаг за пределы знакомого славянам мира.
Но если всерьёз говорить о «внутренней колонизации», то справедливее начинать с Ивана Грозного. При нём к Москве были присоединены Казань и Астрахань – богатейшие для того времени торговые города с многочисленным мусульманским населением. Для современников Грозного это была «русская Реконкиста». В VIII веке на Пиренеях арабы почти полностью ликвидировали христианскую юрисдикцию, но 700 с лишним лет освободительной борьбы привели к падению Гранады, последнего халифата на территории нынешних Испании и Португалии. Похожим образом древнерусские княжества более 200 лет спонсировали монголо-татар, а по итогу завоевали крупнейший некогда центр Золотой Орды. Как на Пиренеях арабы погнали на север вестготов, а ключи от ворот Гранады выносили уже испанцам, так и поволжские татары доили суздальцев и рязанцев, а за расплатой к ним пришли русские.
Правда, на этом сходства завоевания Казанского ханства с Реконкистой заканчиваются. Долгое время среди историков было само собой разумеющимся, что Москва уже видела себя православным Третьим Римом, поскольку старец Филофей сформулировал эту концепцию как раз во времена Ивана III. Однако современные исследования этого не подтверждают. Про Третий Рим по-настоящему вспомнили только в XIX веке. Мессианских посылов при покорении Казани и Астрахани не просматривается. Миссионерская деятельность с целью обратить мусульман в православных не велась, как в той же Испании, где озабоченность кастильцев религиозными вопросами вылилась, например, в переселение морисков (крещёных арабов). Иван Грозный вовсе не пытался выгнать из завоёванной Казани татарскую знать, хотя уже имел опыт масштабного переселения новгородцев. Он даже не выказывал культурного превосходства, продолжая подписывать письма «Хан Московский».
Похоже, причины покорения бывших ордынских твердынь были вполне приземлёнными. Во-первых, Казань и Астрахань были, по свидетельству современников (например, князя Андрея Курбского), богаче самой Москвы. Их ограбили и обложили данью. Во-вторых, страх очередного нашествия с Востока, разросшийся с незапамятных времён, немного отпустил Москву, раз у неё появились такие буферные территории. В-третьих, рейтинг московских князей в русских землях взлетел до небес. В произошедшем видели божественную справедливость: нехристи столько лет нас нагибали. А теперь – мы их!
Правильный Иисус
Следующий этап расширения наступил в XVII веке, когда под скипетром Москвы оказались украинские и белорусские земли, входившие в состав Речи Посполитой. Но здесь выбор стратегии и тактики методы плясал как раз от вопросов веры.
У историков нет серьёзных оснований утверждать, что поляки и литовцы как-то особо притесняли своих православных подданных до XVII века. Но всё изменила Контрреформация. Католический мир сомкнул ряды перед распространением протестантизма, а польская аристократия воспользовалась этим, чтобы покрепче закабалить земледельцев. В крепостные записывали всех свободных крестьян, проживших на барской земле более 10 лет, а шляхтич мог судить их вплоть до смертной казни. Брестская уния 1596 г. поставила Киевскую митрополию в подчинение папе римскому, что очень не нравилось запорожским казакам.
Религиозные разногласия не помешали казачьему войску гетмана Петра Сагайдачного в 1621 г. в союзе с коронными войсками спасти Речь Посполитую от очередного турецкого вторжения с юга. А в 1632–1634 гг. гетман Тимофей Орендаренко воевал с русскими на стороне поляков за Смоленск. Но этот хрупкий союз всегда держался на золоте: нет денег – нет казаков. И фитиль потихоньку тлел.
В 1648 г. гетман Богдан Хмельницкий заключил союз с крымскими татарами против поляков, которых дважды побили при Корсуне и под Жёлтыми Водами. После этого народная война охватила всё Поднепровье: жгли усадьбы и костёлы, громили католиков и евреев. Вероятно, Хмельницкий рассчитывал потрепать поляков в локальных сражениях, продав им мир в обмен на уступки и амнистию – так поступали все его предшественники. Но тут как раз закончилась Тридцатилетняя война, высасывающая все силы из государств Центральной Европы. Мало того что у Речи Посполитой освободилась сильная армия, так ещё и тысячи безработных наёмников стало возможным нанять за копейки. В итоге сейм занял бескомпромиссную позицию. «Будем воевать до тех пор, пока вся земля не покраснеет от казацкой крови», – сказал полководец Николай Потоцкий.
Крымские татары тут же кинули Хмельницкого, пойдя на сепаратный мир с поляками, а сам гетман оказался на горячей сковородке. И тут вовремя подсуетилась Москва, для которой Киев стоил Казани и Астрахани, вместе взятых. В июле 1653 г. царь Алексей Михайлович издаёт указ: «Войско Запорожское с городами их и с землями принять под свою государскую высокую руку. И чтоб не отпустить их в подданство турскому салтану и крымскому хану».
Москва не могла предложить казацким элитам ни денег, ни особых прав, ни мира и спокойствия. Наоборот, царю требовалось деятельное участие казаков в многолетней безуспешной борьбе против крымских татар, которые в 1571 г. сожгли Москву. Зато русские смогли предложить нечто большее – правильную веру.
Хотя ещё несколько лет назад Москва не очень-то соответствовала «православным стандартам», идущим из Византии. Константинополь давно пал перед мусульманами, но православные жители Речи Посполитой находились в непосредственном подчинении константинопольского патриарха и не желали выходить из-под его юрисдикции. Москва же по отдельным пунктам с греческим православием разошлась. В частности, по вопросу о том, как следует креститься – двумя перстами или тремя. Писать ли слово «Исус» (с одним «и») или «Иисус» (с двумя «и»). Допускать или не допускать в церкви во время богослужения многоголосие (когда пели в два-три, а то и более голосов), при котором мало что можно понять.
Историк Дмитрий Травин формулирует: «Невозможно было претендовать на то, чтобы стать авторитетом для всех православных земель и начать втягивать их в свою орбиту влияния, однако самим сильно отклоняться от греческих православных канонов. Соответственно, перед русским государством вставал выбор: либо сохранять собственную специфическую версию православия, но испытывать серьёзные трудности при распространении своего влияния в мире греческой веры, либо осуществить церковную реформу для того, чтобы самим стать по вере истинными греками. Важность идейного фактора в деле борьбы за души бывших подданных польской короны усиливалась тем, что значительная часть казаков после «воссоединения» быстро разочаровалась в московских порядках, стеснивших их привычные вольности. Наметилось стремление уйти из-под диктата Москвы».
Как известно, Алексей Михайлович выбрал расширение границ. Церковная реформа, известная как раскол, началась ещё за несколько лет до Переяславской рады. Патриарх Никон занялся внесением изменений в богослужебные книги и некоторые обряды в целях их унификации с «классическими» греческими. Противники реформы, продолжавшие креститься двумя перстами, были названы старообрядцами, объявлены еретиками и преданы анафеме. Так бывает: цели объединения близких по крови народов соседствовали с ужасающим внутренним расколом. Старообрядцев травят как собак, в лесах полыхают «гари». Царская армия четыре года штурмует Соловецкий монастырь и вешает на его стенах 500 православных монахов, держащихся прежнего канона.
Однако при всех ужасах, сопровождавших раскол, петровские преобразования без них вряд ли бы стали возможными. Петра постигла бы судьба всех восточных владык, пытавшихся сделать у себя «как на Западе», когда их страна элементарно не имела крючков для крепления подобной сбруи. А отхватив жирный кусок Речи Посполитой, Россия получила необходимые для роста элементы питания.
Таёжное Эльдорадо
Правда, к началу петровских реформ Русское государство уже стало самым крупным на планете. Русские успешно переняли у монголов военные технологии, позволяющие контролировать огромные территории. И за какие-то 140 лет, прошедших после покорения Иваном Грозным Казани и Астрахани, русские колонисты достигли Чукотки. Для сравнения: американцы добирались из Новой Англии в Калифорнию 230 лет. Если в европейских державах перенаселённость выталкивала «лишних людей» за океан, то русские могли колонизировать собственную страну. В зауральских колониях не появилось крепостничества, зато сохранились все традиции православия и державности. Русским служилым людям и в голову не приходило, что они могут управляться как-то иначе, чем царём из Москвы.
Тобольск, Сургут и Красноярск древнее Джеймстауна, Нью-Йорка и Бостона. Но никаких самоуправляемых штатов или ассоциаций свободных фермеров на сибирских просторах не возникло. В качестве авангарда шли казаки, обкладывая племена туземцев данью и устраивая на их землях укреплённые остроги для поддержания покорности и сбора ясака. Вслед за войсками шли поселенцы, администраторы, духовенство, промысловики и купцы. Никто из них поначалу не собирался обрабатывать здесь землю, а хотели они того же, чего хотят все конкистадоры.
К моменту воцарения Петра огромная Россия не имела своего золота и серебра (как и в целом металлургии), а царская монета перечеканивалась из чешских иоахимсталеров (ефимков). Отправляя за Урал экспедиции казаков, Москва надеялась найти там что-то вроде сокровищ инков и ацтеков, которые уже двести лет возили через океан испанские галеоны. Однако никакого Эльдорадо в тайге не обнаружилось. Ходили слухи, что на Амуре есть богатые россыпи золота и серебра, но, когда казаки туда добрались, выяснилось, что драгметаллы завозят из Китая. Золото в Сибири найдут только в XIX веке.
В этом смысле русская колонизация Сибири напоминает французскую колонизацию Канады. Отряды смельчаков забирались всё глубже в леса в поисках золота. И в итоге их золотом стала пушнина, «мягкая рухлядь». В отдельные годы шкуры бобров и куниц давали до пятой части царской казны. И это говорит не столько о богатствах Сибири, сколько о слаборазвитости православной империи, которая, завладев чуть ли не половиной Азиатского континента, больше ничего не могла из неё выжать.
Пётр, судя по всему, это очень хорошо осознавал, сосредоточив основные свои усилия на присоединении западных земель. По сути, он преследовал те же цели, что Иван Грозный в Ливонской войне: завладеть прибалтийскими портами и торговать с Европой. Ему удалось это сделать в противостоянии с сильной шведской армией уже к 1710 году. А Ништадтский мир 1721 г. стал для России паспортом великой державы. Соседи стали бояться. Шведы не могли менять конституционную монархию, а наследников приходилось согласовывать в Москве. Полякам не позволили избрать королём принца Конде, а навязали саксонского курфюрста Августа Сильного, давнего союзника Петра.
– Пётр видел, что новый мир, существующий в Голландии и Англии, отличается от старого большим числом кораблей, – говорит Дмитрий Травин. – Как наш мир отличается большим числом компьютеров и мобильных телефонов. Качественные корабли могут с большой скоростью перевозить крупные грузы зерна, вина или шерсти на дальние расстояния. С торговли удобнее собирать налоги, чем с крестьянства, – значит, это магистральный путь наполнения казны для оплаты войн. Появились всякие новые товары вроде кофе, табака и сахара. И если население будет их в большем количестве потреблять, то и торговля окрепнет, и денег больше. На них можно собрать большую армию и завоевать удобные выходы к морям. А заодно построить военный флот, чтобы защищать своих негоциантов от конкурентов.
Заодно значительно расширили линейку экспортных товаров. В Средние века ганзейцы везли из Новгорода только меха и воск, а при Петре торговали хлеб, лес, лён, масло, жир, юфти, железо. К концу царствования Петра I в России существовало уже 233 завода, в том числе более 90 крупных мануфактур. И когда началась промышленная революция, без русской пеньки, парусины и мачтовых лиственниц не мог нормально функционировать британский флот.
Загадкой для историков остаётся, почему Пётр продолжил хлопотное строительство Петербурга после завоевания Риги, Нарвы и Ревеля (Таллина), которые для торговли по Балтике были намного удобнее. К 1710 г. даже не закончили строить крепость на Заячьем острове – можно было всё бросить. Вероятно, Питер стал для царя столицей его «опричнины», где ничего не происходит без его воли, а сложившийся в Риге бюргерский мир плохо подходил для его стиля руководства.
Значит, нам туда дорога
Как мы видим, у каждого из этапов расширения России была своя цель. Защита от угрозы с востока вкупе с обретением богатых данников – это случай Казани и Астрахани. Политическое стремление выступить центром православного мира – это Переяславская рада и обретение Киева. Надежды на открытие собственных месторождений золота и серебра – это фишка покорения Сибири. Полноценное включение России в выгодную европейскую торговлю – это цель петровских завоеваний в Прибалтике и на Северо-Западе.
В конце XVIII века Екатерина II добилась всех целей, что не покорились Петру на Чёрном море. Крымская угроза наконец полностью ликвидирована. Появилась возможность удобно торговать хлебом через Одессу и Херсон, а с появлением железных дорог Россия стала одним из крупнейших экспортёров пшеницы. Пётр и не мечтал всерьёз о завоевании Константинополя, а Екатерина даже внука своего назвала Константином, чтобы ему сподручнее было править в османской столице.
Завоевание Туркестана в XIX веке – это уже чистейшая геополитика: из Средней Азии можно было угрожать Индии и влиять таким образом на могущественную Британию. А в череду изнурительных войн с горцами Северного Кавказа Россия влезла ради установления надёжного сухопутного выхода к православным Грузии и Армении. Никакого экономического смысла в этих территориях ещё долго не будет. Узбекский хлопок и туркменский газ будут востребованы только в советские времена. А в нынешней Чечне и Ингушетии отродясь не было ни торговых центров, ни пушнины, ни золота.
Присоединение Финляндии при Александре I – это тоже политический проект, но другого рода. И дальнейшее ослабление Швеции тут было далеко не главным. Российский император даровал финнам и прибалтам неслыханные даже на западе Европы вольности. Вероятно, они стали для Александра чем-то вроде лаборатории, где можно было бы заценить жизнеспособность новых либеральных идей. И в перспективе распространить их на всю Россию.
В итоге вся русская державность выросла из идеи пространственной экспансии. С одной стороны, эта геополитика заставляла считаться с Россией как с «великой державой», с другой – требовала огромных ресурсов в ущерб внутреннему развитию. Веками люди привыкали, что на экономические проблемы существует один ответ – расширение пространства. Защита границ во все времена являлась высшей ценностью. Значимость территорий оценивалась исключительно с точки зрения приносимой ренты. Богатством считались леса и недра, золото и нефть, но никак не имущество граждан. А идея сакрального государства верно служила для обоснования права любой установившейся власти распоряжаться ресурсами по своему усмотрению.
Поделиться
Поделиться
